Прах, паутина и воздух какой-то липучий.
Будто напился в компании странных гостей,
Будто оставил надежду на солнечный случай...
Взгляд из могильного сна отвести не могу:
Тень одинокая и трёхголовое лихо.
Вдруг в тишине гробовой в воспалённом мозгу
Голос раздался, и стало спокойно и тихо:
«Мрачный Аид сегодня утратит трофей,
Цербер сглотнёт фантомы старого мифа.
В путь отправляйся, безумный, безумный Орфей,—
Снова пробудится к жизни твоя Эвридика».
Что это, явь или просто какой-то мираж?
Как угораздилось мне в тяжкий сон возвратиться?
Будто взлететь не успел на последний этаж,
Будто за окнами мечется женщина-птица...
Чьи имена повторяю, как мантру «Ом ма...»?
Стёрты из памяти вехи, и краски, и звуки.
«Бедная девочка, все посходили с ума!
Где твоя мама? Поищем, протягивай руки...»
Радужный шар хладных коснулся камней
Тоньше могильные плиты, суха повилика...
«Не оглянись, Нас умоливший Орфей,—
Да никуда не исчезнет твоя Эвридика!»
Чьи там глаза за плечами открыли родник?
Чьё розовеет лицо под каштановым пледом?
Будто бы запах, когда-то знакомый, возник,
Будто бы хрустнул песок под идущею следом...
Воздух все ярче, плотнее закрыты глаза,
В урне растает последняя горсточка пепла.
Не оглянусь, даже если бы Он приказал...
Ах, незнакомка, ты тоже, наверно, ослепла!
Дети играют под лаской зелёных ветвей,
Слух задохнулся в ворвавшемся девичьем крике.
Это не сон... «Я вернулась, вернулась, Орфей!»
Я узнаю тебя... «Здравствуй,
моя Эвридика!»
