Продолжение 1
Продолжение 2
Продожение 3
Продолжение 4
Нахождение в необычных условиях, а тем более в таком месте, как лагерь, приучает человека очень осторожно относиться к окружающим. Тут может быть и донос, и клевета. Поэтому выбор друзей в лагере очень тонкая штука. Я не дружил почему-то с павловскими ребятами, тяготел к пушкинским, еще больше мне были по душе покровские хлопцы. Но за последнее время я как-то подружился и с Сашей Рего. Он жил до этого времени в деревне Поповке под Павловском. Был простым парнем, не зазнавался, а меня это устраивало. Мы делили с ним последний кусок хлеба.
Не спалось, надо было принимать какое-то решение, а решить было очень трудно. Я предложил Саше бежать до утра, иначе будет поздно. Он мне сразу ничего не ответил, даже как-то смутился, но задумался. Время шло, начало светать. Я обратился к Маслову к братьям Василию и Гошке из Антропшина с предложением о побеге, но ответа не получил. Я решил бежать один и уже приготовился скрыться в ночи. Но тут ко мне подошел Саша и согласился на этот важный шаг. Итак, решение принято. Мы выглянули из-за сарая. Часового поблизости не было. В соседнем доме немцы из какой-то части горланили под пьяную лавочку. Два парня чувствовали, что мы собираемся бежать. Но мне было уже все равно. Мы с Сашей шагнули в темноту и, пригибаясь, отошли за триста-четыреста метров в кусты, но так, чтобы могли видеть из укрытия, как наши тронутся с утра в дальнейший путь.
Рассвет наступил внезапно, мы слегка задремали и не видели, как наших построили. Но видели, как колонна уже шла от стоянки. Очевидно, что была перекличка. Естественно, кого-то недосчитались, но было уже не до нас. Шли к месту погрузки на баржи.
Как я раньше уже сказал, нам были известны адреса наших матерей. Они находились в Злекской волости примерно в сорока километрах от Вентспилса, и на одной развилке дорог мне удалось срисовать с немецких указателей схему, поэтому мы уже знали, куда идти.
Перекусили, чем бог послал, вышли из укрытия и за кустами вышли к обозначенной развилке. Еще раз уточнили путь и скрылись за кромкой леса вдоль дороги. Время приблизилось к обеду, хотелось перекусить, присели в укромном местечке и доели остатки наших запасов. Опять тронулись в путь вдоль леса.
Иногда проезжали немецкие автомашины, но мы были на стреме и сразу скрывались в лес. Старались идти незамеченными, тем не менее по лесу ведь долго не пройдешь, поэтому дожидались темноты, и выходили на обочину дороги, и снова шли, шли и шли до тех пор, пока не падали от голода и усталости.
Прошла ночь. Кое-как переспали под деревьями, чуть забрезжил рассвет, двинулись в путь. Был утренний туман, поэтому страх встретиться с немцами притупился. Но внезапно лес кончился, и мы оказались на открытом пространстве, а впереди нас хутор. Рисковать не хотелось, решили дать крюк и выйти к хутору со стороны огорода. Подождали, желая узнать, кто есть на хуторе?
Немного вздремнули, солнце хорошо пригревало, и через некоторое время из дома вышла женщина и, взяв лопату, пошла на огород, где стала копать картошку в ведро и относить в сарай. Через несколько времени она зашла в дом, вынесла плачущего ребенка и стала его чем-то кормить.
Я не выдержал и подошел к ней. Поздоровался по-латышски. Сначала у нее в глазах испуг, а потом, видимо, она успокоилась и на мою просьбу принесла хлеба и молока. Подошел Саша, мы ей сказали, что мы русские, пусть нас не боится. Предложили ей покопать картошки, на что она с радостью согласилась. Более того, попросила поработать у нее побольше.
Мы принялись за работу. Копали хорошо, потому что она нас плотно покормила в обед. Работу кончили поздно, она нас покормила ужином, устроила на ночлег. Утром мы опять плотно закусили, поработали до пяти часов. Она с большой жалостью с нами распрощалась и снабдила нас хлебом, салом, яйцами, даже всплакнула, расставаясь с нами. А мы опять в ночь, в дорогу.
Шлось легко, на счастье никто не попадался навстречу. Около четырех-пяти часов утра решили передохнуть, перекусить и переждать так как, по словам нашей знакомой, за двадцать пять-тридцать километров от ее дома находилась баронская усадьба, а там могли быть немцы. Мы с Сашей забрались в лесок и крепко вздремнули, а часа в три тронулись в дорогу. Вскоре показались строения и шум автомашин. Впереди стояла немецкая часть. Нам ничего не оставалось, как дать резкий поворот и скрыться в лесу. Крючок обхода получился здоровый, но это была гарантия безопасности.
А путь наш продолжался, но вскоре стало темно, и надо было переночевать. Пройдя еще немного, мы увидели впереди огонек и вскоре оказались около какого-то дома вблизи дороги. Было зябко, моросил дождь, да и усталость брала свое. Короче говоря, мы пренебрегли опасностью и решили постучаться. На стук приоткрылась занавеска, и что-то спросили. Я подошел к окну и знаком попросился переночевать двум человекам. Дверь открыла средних лет женщина, плохо говорившая по-русски. Мы втолковали ей, что пусть она нас не боится, так как нам нужно только переночевать и утром мы, мол, уйдем. Она предложила нам молока с хлебом.
Мы поужинали, поблагодарили и попросили разрешения переночевать в сенях. Она нам что-то постелила, мы быстренько улеглись и проснулись утром. Светало. Хозяйка, готовя нам завтрак, рассказала, что она ночью позвонила мужу в лесничество, рассказав о двух юных пришельцах. Он, оказывается, в эту ночь дежурил в лесничестве и по ее звонку пришел домой. Посмотрел на двух мальчишек, успокоил ее и ушел.
Мы распрощались с доброй женщиной, и вновь перед нами простиралась дорога. Наконец мы подошли к цели нашего путешествия - на столбе было обозначено «Zlekas». Пройдя еще немного, увидели впереди мост через реку и под навесом охранника, но не немца. Мы решили подойти, так как ничего другого не придумали, да и поздно было, он нас увидел.
Подошли, я угостил его сигаретами, он не отказался. Я попросил его, как нам дойти до тех мест, где жили наши родители. Он нам разъяснил, мы еще раз перекурили и перешли через мост. Охранник рассказал нам, что немцы находятся в бывшем баронском имении. К счастью, оно стояло немного в стороне от главной дороги, и это облегчало задачу. Далее пути наши с Сашей разошлись, так как его семья была в полутора-двух километрах, а мне было нужно идти еще восемь километров в противоположную сторону на хутор Сильдрув, где жила мама.
День был солнечный, дорога вилась по лесному массиву мимо хуторов. Я благополучно миновал волостное правление, затем прошел мимо здания школы и вошел в узкую лесную дорогу. Ноги несли легко и, миновав несколько лесных хуторов, я увидел стрелку на столбе, указывающую, что до хутора Сильдрув полтора километра.
Я присел на пенек, закурил и слегка задумался - что меня может ожидать? Естественно, я предвкушал встречу с мамой. Я не думал о том, какие еще ждут испытания, так как по наивности полагал, что все беды и страхи позади. Но я невольно подумал тогда о том, куда загнала судьба меня. С мамой я не виделся около года. Борьба за выживание сделала меня взрослым, осторожным парнем. Я был уже, что называется, тертый калач. Курил, конечно, уже. Да и самогонки попробовал.
Да, великое это дело - мать! И поругает и приласкает. Сын - всегда ее ребенок. Даже когда и сам старый становится. На подходе к хутору я встретил знакомую тетю Настю Долинкову. Она меня сразу узнала, обрадовалась и повела в чердачное помещение, где жила мама.
- Ольга Федоровна, - обратилась она к маме, - а я тебе партизана привела!
Мама оглянулась, я в это время вошел в комнату. Перед ней стоял уже совсем взрослый ее сын. Обнялись, расцеловались.
Бабки мои всплакнули, естественно. Но мы были живы, здоровы, и это главное. Вечер прошел в разговорах. Ночь наступила незаметно. Наговорившись вдосталь, решили лечь спать.
Была пора уборки урожая. О том, что к Ольге пришел сын, то есть я, хозяин хутора уже знал. Поэтому он явился к нам. Порасспросил о планах на будущее. Предложил легализоваться, то есть записаться в домовую книгу и зарегистрироваться в волостном правлении. Мы это ему обещали.
На хуторе жили помимо хозяина с хозяйкой его сын с семьей, работник с женой и дочкой и семья беженцев-латышей из Риги. Я, естественно, предложил услуги по уборке урожая, а он с радостью принял предложение.
Предстояла уборка картофеля. Вышли на работу все хуторяне. Двое мужчин поднимали вилами клубни, женщины подбирали картофель в корзины, ссыпали в мешки, а работник (наймник) отвозил под навес для просушки. На следующий день картофель отвозили в места хранения (погреба в песчаных местах). В 8-9 часов утра на поле привозился легкий завтрак. В основном это была так называемая путр,а (отвар снятого молока и перловки). Затем вновь работа, а часа в три-четыре обед в хозяйском доме. Обеды были сытные, обилие мяса, но без спиртного. Затем работа продолжалась до темноты. Так длилось несколько дней. Все остальное время проводили кто как мог. Мама сходила в волостное правление и через знакомого зарегистрировала меня в домовой книге хутора Сильдрув.
Отзвуки войны как бы удалились от нас. Фронт где-то в районе Риги стабилизировался на некоторое время. В хуторе стали появляться какие-то люди. В одном километре от нас находился другой хутор, на котором работником был военнопленный моряк Иван родом из Моршанска. Попал в плен при отступлении от Лиепаи. Затем лагерь военнопленных в Вентспилсе, оттуда взят в работники хозяином своего хутора. Я как-то с ним подружился и вот он-то мне и рассказал, что к нему частенько наведываются люди. Это были сбежавшие из разных мест, в основном из лагерей, они скрывались в лесах, а пищу добывали через знакомство с легалистами.
После уборки картофеля наступила пора молотьбы хлеба. Делалось это таким образом - к кому-то из хозяев приезжала паровая молотилка, и все ближние соседи приходили молотить, затем переходили к другому хозяину и так далее. Это была хорошо продуманная организация труда, где все старались сделать как можно лучше и добросовестнее. Уборка хлебов - лучшая пора жизни крестьянина. И он уж тут не скупился на угощение. Варилось пиво, хороший обед и т. д.
Мама кормилась своим умением шить на швейной машинке. К ней многие обращались с заказами на шитье одежды и расплачивались в основном продуктами. Ремесло портного во все времена давало возможность прокормиться. Поэтому мы не испытывали голода. Да и я подзарабатывал на уборке урожая.
На хуторе по вечерам собирались я, Иван и Женя Доленкова. Играли в карты. С молодыми девушками-латышками из-за незнания языка контактов не получалось. Как я отметил раньше, на хутор иногда наведывались незнакомые люди. Кого только не скрывали курляндские леса: беглецов из лагерей, дезертиров-легионеров, даже немцев-дезертиров. Мы на какое-то время позабыли, что идет война, что в мире происходят какие-то события. Но в то же время чувствовалась какая-то напряженность, вернее сказать, неестественность нашего бытия, хотя о доме как-то не думалось.
Шел конец октября 1944 года, и, хотя с фронта известий не было, напряженность стала усиливаться. Мы с мамой призадумывались о том, что назревают какие-то события и что необходимо что-то предпринять. Так мы пришли к выводу, что мне надо скрыться в лесах, влившись в какую-то группу. Подстегнуло к этому еще и то, что по волости был разослан немецкий циркуляр о том, что в окрестностях появились партизаны и что все мужчины должны проходить систематическую перерегистрацию. Уж каким образом, не знаю, но мама стала искать каналы и однажды сказала мне, чтобы я был в определенном месте в указанное время, где меня какой-то Николай будет ожидать. Действительно, меня ожидали три человека. Поздоровавшись, но обмолвившись лишь двумя, тремя фразами, мы пошли по лесистому берегу Абавы. Пройдя лесным массивом четыре-пять километров, мы вышли на задворки какого-то хутора. Велев мне спрятаться и ждать, группа пошла в хутор. Я же тем временем приткнулся к какой-то деревянной колоде, наблюдал, как на поляну вышла стайка диких коз, и пытался, видимо, размышлять о гармонии жизни. Шучу, конечно. Ожидание мое несколько затянулось. Собственно, торопиться-то было некуда, погода стояла еще теплая. Я задремал, проснулся от легкого посвиста, так как мои спутники уже искали меня. На мой немой вопрос - «Ну как мол?» - последовал такой же немой ответ - «Поживем - увидим». Расстались на подходе к нашему хутору. Мама ждала уже меня с тревогой. Судя по моему виду, она поняла, что их там что-то не устраивало. При этом она заметила, что Николай опытный мужик. Итак, проблема безопасности моей не разрешалась. А события развивались уже стремительно.
Однажды в середине дня в наш дом вошла группа вооруженных людей и с ними плененный немецкий полковник. Как оказалось, это были партизаны, устроившие засаду на дороге Вентспилс-Злекас и взявшие в плен полковника. Полковник был в возбуждении, хоть и напуган, пытался что-то говорить захватившим его. Те его явно не понимали. Вскоре группа ушла, оставив одного часового. Наблюдая за немцем, я видел на его лице обреченность. Тетя Настя предложила ему и конвоиру покушать. Наступила ночь, полная тревог. Что было с полковником в дальнейшем неизвестно, так как среди ночи они куда-то ушли, а мы уже заснуть не могли.
Некоторое время спустя мы оказались свидетелями того, что на соседнем хуторе появилась воинская часть. Это были латышские легионеры. Офицеры в своей национальной форме. У нашего же хутора остановилась медчасть. На повозках лежали раненые, которым оказывалась помощь латышскими медсестрами.
Окончание
Journal information