Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
Продолжим.
Следующим по списку в альбоме 1968 года идет младший лейтенант Иван Иванович Булавин, погибший 19 сентября 1941 года, через два дня после того, как наши войска оставили Павловск.
Местом службы в альбоме почему-то указан Боровичский РВК Новгородской области. Налицо ошибка. Жена Парасковья Андреевна Шипцова проживала в пос. Подольна Б. Новоселецкого сельского совета Боровического района Новгородской области. А стало быть, вероятней всего, это место призыва.
Данные о бойце уточнила комиссия, работавшая в 1994 году.
Согласно этим данным, младший лейтенант Иван Иванович Булавин родился в 1913 году, на момент гибели служил командиром взвода 55-го отдельного стрелкового полка 55-й армии. По справке из ЦАМО захоронен в братской могиле на 703 километре по шоссе Ленинград-Москва.
На этом основании он был исключен из списка и не попал под разыскания современных следопытов.
Находим в базе данных «Мемориал» документы на Булавина.
Насчет места призыва мы не ошиблись. И родился он, действительно в деревне Подолино, п/о Новоселье, Боровичского района, где осталась жена...
Последнее место службы - 9-я рота 3-го батальона 55 отдельного стрелкового полка 55-й армии. Место захоронения - Слуцкий район, около совхоза имени Марти. У записанного рядом погибшего в этот же день его боевого товарища Бадина Латфулина уточняется: Слуцкий район, совхоз имени Марти, 100 м западнее Белого дома, 30 метров западнее погреба.
В настоящее время боец внесен в списки братского захоронения на 703-м километре шоссе Москва-Санкт-Петербург в Пушкинском районе.
И значит, из списка захоронения в Павловске он исключен правильно.
Далее по списку идет рядовой 119-го стрелкового полка Степан Иванович Булеков, погибший 13 февраля 1942 года.
По указанному в альбоме адресу (село Васино Сараевского района Рязанской области) красные следопыты разыскали его жену и получили письмо и фотографию бойца.
«Дорогие ребята!
Во первых строках своего небольшого письма я вам сообщаю, что письмо ваше я получила, за что очень благодарю. Письму мы были очень рады и огорчены, ведь прошло иного времени, а вы могли найти могилу моего мужа Булекова Степана Ивановича. Дорогие ребята! Здесь, на родине Степана Ивановича, проживает его дочь, Анастасия Степановна, по мужу Дудина; родная мать, Булекова Евдокия Сергеевна, отец умер в 1961 году; сестра Анна Ивановна с 1930 года рождения, по мужу Фролкина.
Дорогие ребята и учителя!
Вы просите рассказать о жизни Степана Ивановича.
Булеков Степан Иванович родился в 1919 году в селе Васино, Васинского сельского совета, Рязанской области (район не можем точно назвать, в то время он часто менялся). По окончании Васинской начальной школы 4 класса, работал помощником счетовода в колхозе «Заря новой жизни» Васинского с/совета. Потом вступает в комсомол, и его становят на работу зав. клубом в родном селе Васино. Он очень любил играть на балалайке и гармони. Степан Иванович был честным, добросовестным и отзывчивым товарищем, хорошо разбирался во всех жизненных вопросах, и поэтому его переводят работать в Можайский район в райисполком, в районный комитет заготовок, или это называлось Уполмичзаг, бухгалтером. В 1938 году он женился, в 1939 году родилась у него дочка Настя, он был очень рад. Осенью 1939 года Степан Иванович уходит в Красную Армию. Из армии он часто писал домой. Оставалось всего полгода отслужить в Армии, как началась война.
В 1942 году в феврале прислали похоронную, в ней было написано, что погиб в Ленинградской области.
Сама я всю жизнь живу в родном селе, работаю в колхозе (сейчас в совхозе) разнорабочей, здоровье у меня стало плохое.
Дорогие ребята! Вы просите фотографию, мы ее высылаем. И я была бы очень рада, если вы мне пришлете фотографию могилы. Дорогие ребята и учителя! Я очень благодарна вам. Большое спасибо вам за то, что нашли могилу мужа.
До свидания! Ждем ответа, пишите, что вас еще интересует.
Восьмому классу школы-интерната г. Павловска от Булековой Анны Егоровны
Адрес: Рязанская область,
Сараевский район, п/о Васино
Булековой Анне Егоровне»
Современные следопыты также не прошли мимо и, проанализировав записи из базы данных «Мемориал», допустили, что боец мог быть похоронен в братской могиле на Детскосельской улице.
На самом деле все гораздо сложнее.
Из документов следует, что минометчик рядовой 119-го стрелкового полка 13-й стрелковой дивизии Степан Иванович Булеков убит 13 февраля 1942 года, при этом тело его осталось на поле боя у проволоки противника. Вместе с ним остались непогребенными его боевые товарищи Борис Павлович Ефимов, Вениамин Павлович Сечкин, Василий Васильевич Захаров.
Еще в одном документе, уточняется, что боец Булеков «убит м.<инометным> з.<алпом> и остался на поле боя».
Обратившись к истории 13-й стрелковой дивизии 2-го формирования, узнаем, что с сентября 1941 года по октябрь 1942 года части дивизии обороняли Пулковский рубеж, усилив его развитой системой инженерных сооружений. Частными операциями, действиями разведгрупп и высокой активностью снайперов дивизия изматывала противника, нанося ему значительные потери.
В частях дивизии была воспитана плеяда замечательных снайперов-истребителей. В их числе зачинатель снайперского движения на Ленинградском фронте Герой Советского Союза Феодосий Смолячков, снайпера Говорухин и Кашицин, истребившие каждый свыше 300 немцев и другие. Только за 9 месяцев 1942 года снайпера дивизии вывели из строя 4412 немецких солдат и офицеров.
Однако судьба нашего бойца завершилась печально. Скорее всего, нет у него могилы и остались его останки непогребенными на Пулковском рубеже.
Там и сейчас в траве лежат рассыпавшиеся в прах кости, как видел их я, как видела их и описала современный прозаик Юлия Вертела в коротком рассказе "За рекой", как может увидеть их и потрогать каждый, кто придет к оплывшим окопам на Кузьминке... Куда все ближе и ближе подходят кварталы новой застройки...
За рекой...
- Противоестественно, когда человек человека выкапывает, - Миша ковырнул сырую землю в центре оплывшей воронки. Пара копков, и показался ржавый осколок снаряда.
Трава выгорела от пожара, в апреле прошли первые дожди, и почва на склонах оказалась совершенно чёрной и голой - малейшие вкрапления видны. Гильзы от немецких патронов повсюду, собирай как грибы.
- Ищи на поверхности косточки... - трофейщик поднял с пригорка нечто похожее на трухлявый обломок древесины.
Я взяла в руку - кость. Человеческая! Слоистая, пористая, похожая на побелевшую кору. Чуть нажмешь - крошится. Вскоре заметила более крупные фрагменты - пожелтевшие позвонки, кусок лопатки - человеческие останки, вылезшие на поверхность земли весной 2007 года.
Следы той страшной войны - в каких-то пятистах метрах от жилых домов. В трехстах - от автострады. Вдалеке крутятся подъемные краны, дымят трубы новых заводов, а здесь, на холмах за речкой Кузьминкой - бывшая линия фронта. Втыкаешь лопату в землю и словно делаешь срез времени.
Миша пробует копать в разных местах, у него большой опыт.
- Я сразу вижу, копаная земля, или нет. Копаная - с вкраплениями, ржавчиной. Значит, на этом месте мог быть окоп или блиндаж. С окопами проще - гильзы, гранаты, каски почти на поверхности, а блиндаж нужно глубоко раскапывать.
Находим немецкую пуговицу от белья, гильзу от французского патрона. Спутник поясняет: немцы или испанцы воевали на этом участке фронта французским оружием.
Холмы, овраги - причудливо перемежаются, так что с первого взгляда постороннему не разобрать, где бывшие военные укрепления, а где - природный ландшафт.
- Наши позиции находились всего в ста-ста пятидесяти метрах от позиций немцев,- рассказывает Миша, для которого все происходившее когда-то здесь - как на ладони. - Два года стояли друг против друга. Ты не представляешь, сколько народу полегло на этих склонах...
У реки в воронках от взрывов выросли ивы. Оплыли стены окопов, блиндажи сравняли с землей. Но каждый год поисковики копают, и чёрные следопыты копают. Находят наши и немецкие винтовки и останки тех, кто держал это оружие в руках...
Где-то за мелколесьем прогремел по железной дороге поезд. Я оглядела стайку бледных ив, таких испуганных как будто всё еще глядят на лица убиенных. И вспомнила, как летом мы загорали здесь, лежали на земле, где мертвые погребены, к ней прижимаясь, так же, как они когда-то...
- Наверное, страшнее всего выкопать человека?
- В юности был энтузиазм, хотелось воинов найти, теперь - не хочу. Что-то во мне сопротивляется... - Миша достал из сумки квас и сел передохнуть. - Один раз немца откопал с осколком в позвоночнике. Как-то вырыли двух фашистов с сохранившимися медальонами, где написаны их имена и адреса. Послали в Германию - никто из родственников не заинтересовался. Официальные органы ответили, что, дескать, были такие, а родственники - молчок, словно не нужны они им. А мы надеялись хотя бы лица погибших увидеть... Нескольких испанцев мы с ребятами сами похоронили. Пойми, если человека встречаешь - с ним же надо и после смерти по-человечески...
- А наших много находят?
- Наши - разговор особый, - вздохнул Миша. - Вот видишь ту горку, она вся из костей, где ни ткнись. Последний раз откопали двоих - скелеты почти целые, сложили в гробы, батюшка отпел в церкви, похоронили на кладбище. Крест стоит, лежат каски. Братская могила. А вообще-то хоронить человека по церковному, не зная, во что он верил и верил ли вообще, - большая ответственность. Ты как бы берешь на себя поручательство за его грехи.
- А как же солдат в храме отпевают, если имена неизвестны?
- Бог веси их имена, - так говорит батюшка, у которого я окормляюсь.
- Может, лучше освятить сразу все холмы, огородить и не трогать кости...
Хотя как их не трогать - сами поднимаются из живого недра... И чувство такое, будто застреваешь в далекой дымке военного времени и неправдоподобна близость новой, позабывшей о боях цивилизации...
Не все, конечно, позабыли. Миша помнит, он ходит по этим местам с детства, сначала с отцом, потом с братом. Разные вещи попадались - солдатский подсумок, сапоги, фарфоровая немецкая статуэтка... Даже каменный уголь собирали - немцы топили им печки в блиндажах и еду готовили. Когда драпанули, всё бросили.
Миша с азартом лопатит мягкую, как тесто, землю и между делом что-то вспоминает:
- Под Александровкой в 92-м году откопали блиндаж где, кроме оружия и листовок, нашли целые рюкзаки, набитые вещами. Были даже крышки от посылочных ящиков с адресами в Германии - жалко тогда не взял на память...
- Как ты умудрился ни разу не подорваться?
- Наверное, потому что мать разрешала сюда ходить, как бы благословляла, она сама блокадница и спокойно относилась к тому, что мы с отцом копали на линии фронта. В школе - да, ругали, к директору вызывали. За то, что свои находки ребятам приносил... А подорваться теперь - это надо еще как глубоко копнуть! За шестьдесят лет в земле все сгнило и вымокло. В костре полдня пролежит, пока рванет...
Вдоль окопа Миша собрал кучу стреляных гильз и десяток целых немецких патронов.
- Дома порох достанешь, подсушишь, и можно использовать как петарду... - посоветовал он.
- Одному другу за хранение таких патронов едва не пришили четыре года лишения свободы, - я хорошо помнила эту историю.
- Не знаю... Нас с ребятами однажды в метро милиция задержала: у одного в рюкзаке был штык и граната. Штык они покрутили-покрутили и себе оставили, а гранату вернули... Мы хотели её в музей сдать, принёсли, а там бабулька какая-то испугалась - не надо, не надо, говорит...
На обратном пути возле плотины встретили нескольких мальчишек, помогавших родителям мыть машину. Проходя мимо них, Миша вдруг щедро высыпал из мешка позеленевшие гильзы.
- Что это?.. - дети кинулись рассматривать неожиданную добычу.
- Пусть играют, - трофейщику хотелось поделиться своими находками, да только с кем... - Мои сыновья давно уже не удивляются ни гранатам, ни патронам. Им бы только компьютер. Книг не читают, на природу не вытащить. Другая какая-то жизнь пошла, - Миша грустно улыбнулся. Лицо у него простое, доброе. Из перекинутой через плечо сумки торчит изданная в советские годы книга стихов о Великой Отечественной. - Вот читаю, иногда плачу. А знаешь, как по телевизору тяжело смотреть хроники тех времен, ведь мы находим убитых точно такими же, как в кино - в тех же позах, и форма, и оружие... - голос бывшего поисковика дрогнул. - Я так живо их представляю, будто вижу, что с ними случилось... Как-то нашел каску нашего солдата в окопе - в ней диск, патроны и несколько копеек: видимо, выгреб из кармана всё и высыпал, а потом ранило его... Иначе, зачем бы каску бросил? В другой раз откопал солдата - у него даже тело не истлело полностью... Как подумаешь, что они нашего возраста, так прямо... - мужчина опустил голову и побрёл по траурно-чёрной золистой земле.
Мишино отношение к войне потрясло меня. Да и вообще глаза у него не «замылены» виртуальностью и рекламой.
- Я, когда встретил в 92-м году американцев, предлагал им березовый сок, а они отказываются, говорят «кока-кола» вкуснее. Я не мог понять... А теперь все пьют, все уткнулись в дебильные ящики, живут в придуманном мире, в поле выйти, руками землю родную потрогать никто не хочет. А всего-то отойти от города немного - и вот она живая природа, птицы, речка Кузьминка...
- А что за развалины домов у самой дороги, плитка, подвалы?
- То была деревня Верхнее Кузьмино. Во время войны её разрушили. Я там находил для музея крестьянские инструменты, монеты с вензелем Екатерины II. Здесь земля такая - после дождя пройдешь, непременно что-то встретишь - то на гранату наткнешься, то на топорище...
Ближе к шоссе - снова обросшее поле. Травинки широкие, сочные. На каждой - капли дождя, - сливаются слёзами на сапоги, смывая окопную глину.
Ступили на городские тротуары. Привычная жизнь, - в магазин за батоном, но что-то не так... Словно давняя боль оголилась и крепко засела во мне. И всё вспоминается - вот она линия фронта - вплотную к домам, и мертвые рядом с живыми на этой земле - сердцем к сердцу.
Продолжение
Journal information